Достойный человек не может не обладать широтой познаний и твердостью духа. Его ноша тяжела, а путь его долог. Человечность — вот ноша, которую несет он: разве она тяжела? Только смерть завершает его путь: разве он долог?
- Конфуций
Прежде смерти не должно умирать.
- Народная мудрость
Конфуций Ле-Цзы
Когда правитель Лу прослышал об этом мудреце, он очень удивился и послал знатного сановника с наказом привезти его со всеми почестями в Лу. В скором времени Гуан Чэн-цзы прибыл к его двору, и луский царь в самых вежливых выражениях стал расспрашивать гостя о его способностях. — Вам доложили неверно, — ответил Гуан Чэн-цзы. — Я могу видеть и слышать, не пользуясь глазами и ушами, но я не могу изменить назначение глаз и ушей. — Но это еще более удивительно. В чем же заключается ваш Путь? Мне не терпится услышать. — Мое тело едино с моими мыслями, мои мысли едины с моей жизненной энергией, моя энергия едина с духом, а мой дух един с Небытием. Любое самое малое явление, любой самый слабый звук внятны мне независимо от того, случаются ли они за пределами Восьми пустынь или прямо под моим носом. Однако ж мне неведомо, воспринимаю ли я их своими органами чувств и конечностями, или я постигаю их сердцем и внутренними органами. Это знание возникает само собой — и только.
Правитель Лу был очень доволен. На следующий день он рассказал об этом Конфуцию, а тот улыбнулся и ничего не сказал. Первый советник царства Сун навестил Конфуция и спросил его: — Вы мудрец? — Как я могу назвать себя мудрецом? Я просто человек, который много учился и имеет обширные познания. — А были ли мудрецами Три Царя ? — Три Царя умели пользоваться знаниями и отвагой, а были ли они мудрецами — того я не ведаю. — А были ли мудрецами Пятеро Владык? — Пятеро Владык умели применять человечность и долг, а были ли они мудрецами — того я не ведаю. — Тогда были ли мудрецами Трое Высочайших Вла¬стителей? — Трое Высочайших Властителей умели пользоваться обстоятельствами времени, а были ли они мудрецами — того я не ведаю. — Кого же, по-вашему, можно назвать мудрецом? — спросил в недоумении первый советник. Конфуций изменился в лице и сказал: — Среди людей в Западном крае есть настоящий муд¬рец. Он не управляет — а в мире нет беспорядка. Не гово¬рит — а ему доверяют. Не воспитывает — а его слушаются беспрекословно. Он столь велик, что никто даже не может прославить его. Я догадываюсь, что он воистину мудр, но не знаю, прав ли я в своей догадке . Тут первый советник подумал про себя: “Конфуций меня дурачит!”
Цзы-Ся спросил Конфуция: — Что за человек Янь Юань? — В человечности он превосходит меня. — А что за человек Цзы-Гун? — В красноречии он превосходит меня. — А Цзы-Лу? — В храбрости он превосходит меня. — А Цзы-Чжан? — У него манеры лучше, чем у меня. Тут Цзы-Ся поднялся со своего сиденья и спро¬сил: — Но тогда почему эти четверо прислуживают вам? — Сядь, я скажу тебе. Янь Юань может быть чело¬вечным, но не может укротить свою доброту, когда это необходимо. Цзы-Гун может быть красноречив, но не мо¬жет придержать свой язык, когда это необходимо. Цзы-Лу может быть храбрым, но не умеет беречь себя. Цзы-Чжан может быть величав по виду, но не может держаться дру¬жески в компании. Даже если бы я мог приобрести достоинства всех четверых в обмен на мои собственные, я бы не сделал этого.