Достойный человек не может не обладать широтой познаний и твердостью духа. Его ноша тяжела, а путь его долог. Человечность — вот ноша, которую несет он: разве она тяжела? Только смерть завершает его путь: разве он долог?
- Конфуций
Прежде смерти не должно умирать.
- Народная мудрость
Желтый владыка Ле-Цзы
В царстве Сун жил человек, который очень любил обезьян и держал у себя целые обезьяньи стаи. Он мог читать мысли обезьян, и обезьяны тоже его понимали. Его семья жила впроголодь, потому что он тратил все свои до¬ходы на обезьян. В конце концов ему стало совсем туго, и он решил давать обезьянам меньше корма. Опасаясь, что обезьяны взбунтуются, он задумал обхитрить их. — Если я буду давать вам по три ореха утром и по четыре вечером, что вы скажете? — спросил он обезьян. Обезьяны пришли в ярость. Тогда человек сказал: — А хватит ли вам, если я буду давать вам четыре оре¬ха утром и три вечером? Обезьяны были очень довольны и быстро успокоились. Точно так же умный человек обманывает глупого. Мудрый своей мудростью заманивает простаков в клетку, точь-в-точь как владелец обезьян поступает со своими животными. Ничего не меняя ни по названию, ни по сути, он умеет вызывать в других то радость, то гнев .
Цзи Син-цзы растил бойцовского петуха для государя. Прошло десять дней, и государь спросил: “Готов ли петух к поединку?” — Еще нет. Ходит заносчиво, то и дело впадает в ярость, — ответил Цзи Син-цзы. Прошло еще десять дней, и государь снова задал тот же вопрос. — Пока нет, — ответил Цзи Син-цзы. — Он все еще бро¬сается на каждую тень и на каждый звук. Минуло еще десять дней, и царь вновь спросил о том же. — Пока нет. Смотрит гневно и силу норовит показать. Спустя десять дней государь опять спросил о том же. — Почти готов, — ответил на этот раз Цзи Син-цзы. — Даже если рядом закричит другой петух, он не беспокоится. Посмотришь издали — словно из дерева вырезан. Жизненная сила в нем достигла завершенности. Другие петухи не посмеют принять его вызов: едва завидят его, как тут же повернутся и убегут прочь .
Хуэй Ан пришел к сунскому царю Кану. Царь Кан топнул ногой, кашлянул и сказал грозно: — Мне по душе лишь отвага и сила, я не люблю тех, кто болтает о человечности и долге. Чему можешь ты научить меня? — Положим, ваш слуга знает способ сделать так, чтобы любой, сколь бы храбр и силен он ни был, не смог бы уда¬рить и сразить вас, ваше величество. Хочется ли вам узнать этот способ? — Прекрасно! Вот что я хочу знать! — Но даже если вас не могут сразить, все же для вас сие унизительно. Положим, я знаю способ сделать так, что никто в мире, как бы храбр и силен он ни был, даже и помыслить не смел о том, чтобы ударить вас. Положим, я знаю способ устроить так, что никто в мире и думать не будет о том, чтобы причинить вам зло. Положим, я знаю способ заста¬вить каждого человека, мужчину или женщину, любить вас и всячески вам помогать. Все эти три способа лучше отва¬ги и силы. Не соблаговолите ли узнать, что они такое? — Поистине, вот что хотелось бы мне, единственному, знать! — Как раз этому учат Конфуций и Мо Ди. Конфуций в Мо Ди стали государями, не имея царства, и управляли, не имея подданных. Все люди в мире, мужчины и жен¬щины, стояли на цыпочках и смотрели в их сторону, вытягивая шеи, желая угодить им и уберечь от невзгод. Вы, ваше величество, владеете десятью тысячами колес¬ниц. Если вы захотите быть таким, как эти мужи, то все люди, живущие в границах вашего царства, будут благо¬денствовать. Тогда вы намного превзойдете Конфуция и Мо Ди. Царь Кан не нашелся что ответить, Хуэй Ан же не мешкая ушел. Царь сказал людям своей свиты: — Как ловко говорил этот гость! Мне, единственному, и возразить нечего!